- Но…
- Очень важно, чтобы ты понимал это, Гарри! - сказал Дамблдор, поднимаясь из кресла и начиная прохаживаться по кабинету взад и вперед. При каждом шаге полы его поблескивающей мантии взметались, легко шелестя. Гарри никогда еще не видел старого волшебника таким взволнованным. - Попытавшись убить тебя, Волан-де-Морт сам избрал удивительного человека, сидящего сейчас передо мной, и сам дал ему средства для борьбы, которые позволят ему сделать свое дело! Это промах Волан-де-Морта. Он наделил тебя способностью проникать в его мысли, в его стремления и даже понимать змеиный язык, на котором он отдает приказы, и все-таки, Гарри, несмотря на полученную тобой привилегию, на умение постичь самую суть Волан-де-Мортова мира (а это дар, ради которого любой Пожиратель смерти убил бы не задумываясь), Темные искусства ни разу не показались тебе притягательными, ты ни на секунду не выказал желания стать одним из последователей Волан-де-Морта!
- Еще бы я его выказал! - гневно воскликнул Гарри. - Он же убил маму и папу!
- Коротко говоря, тебя защищает твоя способность любить! - громко произнес Дамблдор. - И это единственная защита, которая способна противостоять пожирающей Волан-де-Морта жажде власти! При всех выпавших тебе испытаниях, при всех страданиях сердце твое осталось чистым, таким же, каким было в одиннадцать лет, когда ты взглянул в зеркало, отразившее твои сокровеннейшие желания, и оно показало, что стремишься ты не к бессмертию, не к богатству, но лишь к тому, чтобы преградить путь лорду Волан-де-Морту. Ты хоть понимаешь, Гарри, как мало на свете волшебников, которые могли бы увидеть в этом зеркале то, что увидел ты? Волан-де-Морту стоило бы уже тогда сообразить, кто ему противостоит, да он не сообразил!
Но теперь он знает это. Ты проникал в разум лорда Волан-де-Морта без всякого вреда для себя, а вот он не способен овладеть тобой, не испытывая при этом смертной муки, что он и обнаружил тогда, в Министерстве. Не думаю, что Волан-де-Морт понимает, в чем тут причина. Он до того спешил изуродовать свою душу, что ни разу не остановился, чтобы задуматься над тем, какой силой обладает душа незапятнанная и цельная.
- И тем не менее, сэр, - сказал Гарри, прилагая героические усилия, чтобы не выглядеть вздорным спорщиком, - разве все это не сводится к одному и тому же? Я должен попытаться убить его, иначе…
- Должен? - воскликнул Дамблдор. - Разумеется, должен! Но не потому, что так говорится в пророчестве! А потому, что ты, ты сам, не будешь ведать покоя, пока не предпримешь такую попытку! Мы оба знаем это! Вообрази, прошу тебя, только на миг во-образи, что ты никогда о пророчестве не слышал! Какие чувства ты питал бы сейчас к Волан-де-Морту? Подумай!
Гарри смотрел на расхаживающего по кабинету Дамблдора и думал. Он думал о матери, об отце, о Сириусе. Думал о Седрике Диггори. Думал обо всех известных ему страшных деяниях лорда Волан-де-Морта. И ему казалось, что в груди его разгорается, доставая до горла, пламя.
- Я хочу, чтобы с ним было покончено, - негромко сказал он. - И хочу сделать это сам.
- Еще бы! - вскричал Дамблдор. - Ты понимаешь? Пророчество не означает, что ты обязан делать что бы то ни было! А вот лорда Волан-де-Морта пророчество заставило отметить тебя как равного себе… Иными словами, ты волен сам выбирать свой путь, волен повернуться к пророчеству спиной! А Волан-де-Морт так и будет руководствоваться про-рочеством. Он по-прежнему будет охотиться за тобой, а отсюда с определенностью следует, что…
- Что одному из нас придется, в конце концов, убить другого! - подхватил Гарри.
И все же он наконец понял, что пытается втолковать ему Дамблдор. «Разницу, - думал Гарри, - между тем, что тебя выволакивают на арену, где ты должен лицом к лицу сразиться со смертью, и тем, что ты сам, с высоко поднятой головой, выходишь на эту арену. Кое-кто, возможно, сказал бы, что выбор тут невелик, но Дамблдор знал, а теперь, - думал Гарри, ощущая прилив гордости, - знаю и я: в этой разнице вся суть и состоит»
Глава 24. Сектумсемпра
Измотанный, но довольный ночными трудами, Гарри на утреннем уроке заклинаний рассказал Гермионе и Рону обо всем, что случилось (предварительно наложив заклятие Оглохни на всех, кто сидел поблизости). Ловкость, с которой он вытянул воспоминания из Слизнорта, произвела на его друзей сильное впечатление, а когда Гарри поведал им о крестражах Волан-де-Морта и обещании Дамблдора взять его с собой, если удастся найти хоть один из них, друзья и вовсе разинули рты.
- Ну и ну! - воскликнул Рон, когда Гарри закончил, и, забыв о волшебной палочке, нацеленной в потолок, машинально взмахнул ею. - Вот это да! Ты и вправду собираешься отправиться с Дамблдором?.. И попытаешься уничтожить?.. Ну и ну!
- Рон, из-за тебя снег пошел, - страдальческим тоном произнесла Гермиона и, схватив его за запястье, направила палочку в сторону от потолка, с которого и вправду начали падать большие белые хлопья. От внимания Гарри не ускользнул свирепый взгляд основательно покрасневших глаз, которым сидевшая за соседним столом Лаванда Браун смерила Гермиону, немедленно выпустившую руку Рона.
- Ах, да, - сказал Рон, с недоумением оглядывая свои плечи. - Прости… Глянь-ка, у всех такой вид, будто их жуткая перхоть одолела…
И он стряхнул с плеч Гермионы несколько снежинок Лаванда залилась слезами. Рон с безмерно виноватым выражением повернулся к ней спиной.
- Мы с ней порвали, - краешком рта сообщил он Гарри. - Вчера ночью. Когда она увидела, как я выхожу с Гермионой из спальни. Тебя-то она, понятное дело, видеть не могла, вот и решила, будто мы там были вдвоем.
- Ты ведь не особенно горюешь из-за того, что все наконец закончилось? - отозвался Гарри.
- Нет, - признался Рон. - Конечно, пока она на меня орала, приятного было мало, но мне хоть не пришлось самому объяснять ей, что между нами все кончено.
- Трусишка, - сказала Гермиона, выглядевшая, впрочем, очень довольной. - Хотя, должна сказать, прошлая ночь вообще была неудачной для романтических отношений. Вон и Джинни с Дином тоже расплевались.
Гарри показалось, что, произнося это, Гермиона вперилась в него странно понимающим взглядом, но ведь не могла же она знать, что внутри у него все внезапно пустилось в пляс. Постаравшись, чтобы в лице его ничто не дрогнуло, а голос остался безразличным, он спросил:
- Это из-за чего же?
- Да ну, дурь полная. Джинни заявила, что Дин вечно норовит пропихнуть ее сквозь дыру в портрете, как будто сама она в нее пролезть не может. Правда, у них давно уже все шло вкривь и вкось.
Гарри глянул на сидевшего по другую сторону класса Дина. Вид у того был определенно несчастный.
- Тебя это, разумеется, ставит в неудобное положение, так?
- О чем ты? - поспешно спросил Гарри.
- О команде по квиддичу - ответила Гермиона. - Раз Джинни с Дином перестали разговаривать…
- А, ну да, - сказал Гарри.
- Флитвик, - остерегающе прошептал Рон.
К ним приближался своей прыгучей походкой крохотный преподаватель заклинаний, а между тем из всех троих только Гермионе удалось превратить уксус в вино. Стоявшую перед ней склянку заполняла темно-красная жидкость, а в склянках Рона и Гарри плескалось нечто мутно-коричневое.
- Так-так, юноши, - неодобрительно пропищал профессор Флитвик - Поменьше бы разговоров да побольше внимания. Ну-ка, попробуйте еще разок, а я посмотрю…
Оба подняли волшебные палочки, поднатужились, сосредоточились и наставили их на склянки. Уксус Гарри превратился в лед, склянка Рона попросту взорвалась.
- М-да… задание на дом, - сказал, вылезая из-под стола и стряхивая со шляпы осколки стекла, профессор Флитвик. - Практиковаться.
Поскольку на этот день приходились после урока заклинаний редкие три свободных часа, все отправились в гостиную. У Рона, развязавшегося наконец с Лавандой, настроение было самое беззаботное, Гермиона тоже выглядела повеселевшей, хоть на вопрос, чего это она так разулыбалась, ответила только: «День нынче хороший». Никто из них, похоже, не замечал яростного сражения, бушевавшего в голове Гарри: