Фадж вытаращил глаза еще сильнее, чем раньше; челюсть у него отвисла, а круглое лицо под взлохмаченными седыми волосами залилось розовым румянцем.

- Я… вы…

Дамблдор повернулся к нему спиной.

- Берись за портал, Гарри.

Он протянул ему золотую голову статуи, и Гарри положил на нее руку. Ему было все равно, что произойдет дальше и куда он отправится.

- Увидимся через полчаса, - тихо сказал Дамблдор. - Раз… два… три!

Гарри словно подцепили крюком за живот - это ощущение было ему уже знакомо. Начищенный паркет ушел у него из-под ног - атриум и Фадж с Дамблдором исчезли, и его понесло куда-то в вихре цвета и звука…

Глава 37. Утраченное пророчество

Ноги Гарри ударились обо что-то твердое; колени его подкосились, и голова золотого чародея упала на пол с глухим металлическим стуком. Он огляделся и увидел, что портал перенес его в кабинет Дамблдора.

Похоже, за время отсутствия директора вся обстановка кабинета вернула себе первоначальный вид. Хрупкие серебряные приборы снова очутились на столиках с веретенообразными ножками - они деловито жужжали и попыхивали. Портреты прежних директоров и директрис дремали на стенах, прислонившись головой кто к спинке кресла, а кто к боковой части рамы. Гарри выглянул в окно. Над горизонтом забрезжила светло-зеленая полоска - близился рассвет.

Неподвижность и тишина, лишь изредка нарушаемая сопением или случайным всхрапом какого-нибудь спящего портрета, были для него невыносимы. Если бы вещи вокруг отражали его внутреннее состояние, все картины кричали бы от боли. Тяжело дыша и стараясь ни о чем не думать, он прошелся по тихому, прекрасному кабинету. Но мысли сами лезли в голову… от них не было спасения…

Это из-за него погиб Сириус - в его гибели был виноват только он, Гарри. Если бы он не оказался таким глупцом и не клюнул на приманку Волан-де-Морта, если бы он не был так убежден, что его сон правдив, если бы он прислушался к словам Гермионы и допустил хоть на мгновение, что Волан-де-Морт и впрямь решил сыграть на его привычке изображать из себя героя…

Это было невыносимо, он не мог думать об этом, не мог терпеть эту муку… Внутри него словно разверзлась страшная зияющая бездна, в которую он не хотел заглядывать, черная дыра там, где раньше был Сириус и куда он потом канул; Гарри не хотел оставаться наедине с этой жуткой молчаливой пустотой, он не мог этого вынести…

Вдруг с картины позади него донесся какой-то особенно громкий всхрап, и холодный голос сказал:

- А… Гарри Поттер…

Финеас Найджелус сладко зевнул и потянулся, устремив на Гарри проницательный взгляд прищуренных глаз.

- Что привело вас сюда в столь ранний час? - наконец осведомился он. - Согласно правилам, доступ в этот кабинет запрещен всем, кроме законного директора. Или это Дамблдор прислал вас сюда? Постойте-ка, не говорите… - Он снова во весь рот зевнул. - Очередное поручение для моего никчемного праправнука?

Гарри молчал. Финеас Найджелус не знал, что Сириус погиб, но Гарри не мог сказать ему об этом. Сказать это вслух было все равно что признать случившееся окончательно и бесповоротно.

Еще несколько портретов зашевелились. Страх перед возможным допросом заставил Гарри пересечь комнату и взяться за дверную ручку.

Она не поворачивалась. Он был заперт.

- Надеюсь, - сказал дородный красноносый волшебник с портрета, висящего над директорским столом, - это означает, что Дамблдор скоро вновь окажется среди нас?

Гарри обернулся. Волшебник глядел на него с большим интересом. Гарри кивнул, потом снова подергал ручку у себя за спиной, но она не поддавалась.

- Прекрасно, - сказал волшебник. - Без него здесь было очень скучно… чрезвычайно скучно.

Он уселся поудобнее в своем кресле, похожем на трон, и благосклонно улыбнулся Гарри.

- Как вы наверняка знаете, Дамблдор о вас весьма высокого мнения, - добродушно сказал он. - Да-да. Считает вас исключительно достойным молодым человеком.

Чувство вины заворочалось в груди у Гарри, словно чудовищный, увесистый паразит. Гарри не мог этого вынести, он больше не мог оставаться собой… он никогда еще так остро не ощущал себя запертым внутри собственной головы и тела, никогда так сильно не хотел стать кем-нибудь другим, кем угодно…

В пустом камине вспыхнуло изумрудное пламя, и Гарри отскочил от дверей, глядя на вращающуюся в огне человеческую фигуру. Пока Дамблдор выбирался из камина, все остальные маги и волшебницы, изображенные на портретах, тоже очнулись ото сна. Послышались приветственные восклицания.

- Благодарю, - мягко сказал Дамблдор.

Не глядя на Гарри, он прошел к двери и, вынув из внутреннего кармана мантии крохотное, обезображенное, лишенное перьев птичье тельце, бережно опустил его на подносик с мягкой золой под золотым насестом, на котором обычно сидел взрослый Фоукс.

- Ну, Гарри, - сказал он наконец, отворачиваясь от птенца феникса, - ты будешь рад услышать, что ночные события не нанесли серьезного ущерба здоровью твоих товарищей и все они скоро поправятся.

Гарри хотел сказать «хорошо», но не мог выдавить из себя ни звука. Ему казалось, что речь идет об ущербе, виновником которого был он сам, и хотя Дамблдор впервые за долгое время смотрел ему прямо в глаза и выражение его лица было скорее ласковым, чем укоризненным, Гарри не мог заставить себя смело встретить его взгляд.

- Мадам Помфри быстро поставит на ноги всех раненых, - сказал Дамблдор. - Возможно, Нимфадоре Тонкс придется провести некоторое время в больнице святого Мунго, однако, по всей видимости, дело кончится полным выздоровлением.

Гарри удовлетворился кивком, адресованным ковру, который становился светлее по мере того, как бледнело небо снаружи. Он был уверен, что все портреты жадно ловят каждое слово Дамблдора и гадают, где были он и Гарри и откуда взялись раненые.

- Я понимаю, что ты чувствуешь, Гарри, - очень тихо произнес Дамблдор.

- Нет, не понимаете, - сказал Гарри неожиданно громким и сильным голосом. В нем взметнулась безудержная ярость - Дамблдор ничего не понимал в его чувствах!

- Видите, Дамблдор? - насмешливо спросил Финеас Найджелус. - Никогда не пытайтесь понять учеников. Они этого не потерпят. Они предпочитают быть несчастными и непонятыми, упиваться жалостью к себе, валяться в собственном…

- Довольно, Финеас, - прервал его Дамблдор.

Гарри повернулся спиной к Дамблдору и упрямо уставился в окно. Вдалеке белел школьный стадион. Однажды Сириус появился там в облике лохматого черного пса, чтобы посмотреть на игру Гарри… Наверное, ему хотелось увидеть, так ли хорош Гарри, как хорош был в свое время Джеймс… Гарри его об этом не спрашивал…

- Не надо стыдиться своих чувств, Гарри, - снова послышался голос Дамблдора. - Наоборот… в том, что ты способен ощущать такую боль, заключена твоя величайшая сила.

Гарри чувствовал, как ярость жжет его изнутри, пылая в ужасной пустоте, наполняя его желанием покарать Дамблдора за это спокойствие и эти ненужные слова.

- Ах, вот как - моя величайшая сила? - Голос у Гарри дрожал, а сам он не отрываясь смотрел на школьный стадион, уже не видя его. - Да вам-то… вы-то откуда знаете…

- Чего же я не знаю? - невозмутимо спросил Дамблдор.

Это было уже чересчур. Гарри обернулся, дрожа от ярости.

- Давайте не будем обсуждать, что я чувствую, договорились?

- Гарри, твои страдания доказывают, что ты остаешься человеком! Боль - удел человеческий…

- ТОГДА - Я - НЕ ХОЧУ - БЫТЬ - ЧЕЛОВЕКОМ! - взревел Гарри и, схватив с ближайшего высокого столика хрупкий серебряный прибор, швырнул его через всю комнату - он ударился о стену и разлетелся на сотни крошечных кусочков. Несколько портретов вскрикнули то ли от гнева, то ли от испуга, а портрет Армандо Диппета обронил: «Ну и ну!» - Плевал я на вас! - закричал Гарри, хватая луноскоп и отправляя его в камин. - Я больше не могу, довольно, выпустите меня отсюда, надоело, мне теперь все равно…