Следующим ему под руку подвернулся столик, на котором минуту назад стоял серебряный прибор. Грянувшись об пол, он развалился, и его длинные ножки покатились в разные стороны.

- Это пройдет, - сказал Дамблдор. Он не шелохнулся и не сделал ни малейшей попытки удержать Гарри от разгромления кабинета. Лицо у него было спокойное, чуть ли не отрешенное. - Да и сейчас тебе не все равно - настолько не все равно, что ты готов умереть, лишь бы перестать мучиться…

- НЕПРАВДА! - завопил Гарри так громко, что чуть не сорвал горло. Секунду-другую он боролся с собой: ему хотелось кинуться на Дамблдора и разбить его тоже, лишь бы не видеть больше этого спокойного старого лица, - встряхнуть его, сделать ему больно, чтобы он ощутил хотя бы малую толику того ужаса, который переполнял все его существо…

- Нет, правда, - сказал Дамблдор еще спокойнее. - Ты потерял мать, отца, а теперь еще и того, для кого был почти что родным сыном. Конечно, тебе не все равно.

- Откуда вам знать, что я чувствую! - закричал Гарри. - Вы… стоите тут… И вы еще…

Но слов не хватало, и даже если бы он перевернул вверх дном весь кабинет, это не принесло бы ему облегчения; он хотел убежать отсюда - бежать и бежать не оглядываясь, спрятаться где-нибудь, чтобы не видеть этих ясных голубых глаз, этого ненавистного, спокойного лица в обрамлении серебристых волос. Он бросился к двери, снова схватил ручку и неистово затряс ее.

Но дверь не желала открываться. Гарри снова обернулся к Дамблдору.

- Выпустите меня, - сказал он. Его била крупная дрожь.

- Нет, - просто ответил Дамблдор.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.

- Выпустите меня, - снова повторил Гарри.

- Нет.

- Если вы не… если вы будете держать меня здесь… если не выпустите…

- Я отнюдь не против того, чтобы ты и дальше уничтожал мои вещи, - безмятежно сказал Дамблдор. - Пожалуй, их у меня слишком много.

Не сводя с Гарри взгляда, он обогнул стол и уселся в кресло.

- Выпустите меня. - Теперь голос Гарри звучал холодно и почти так же спокойно, как у Дамблдора.

- Не раньше, чем ты меня выслушаешь.

- По-вашему… думаете, я хочу… по-вашему, мне есть какое-то… ДА МНЕ ПЛЕВАТЬ, ЧТО ВЫ СКАЖЕТЕ! - закричал Гарри. - Я ничего не хочу слушать!

- Придется, - твердо сказал Дамблдор. - Потому что ты и вполовину не так сердит на меня, как следовало бы. Если ты и впрямь на меня набросишься - а я чувствую, что ты уже недалек от этого, - мне хотелось бы сознавать, что я заслужил это в полной мере.

- О чем это вы го…

- В смерти Сириуса виноват я, - раздельно произнес Дамблдор. - Вернее, главным образом я - не стоит проявлять излишнее высокомерие и брать на себя всю ответственность целиком. Сириус был умным, отважным и энергичным человеком, а такие люди редко соглашаются сидеть дома, в теплом местечке, когда другим угрожает опасность. Тем не менее я хочу заявить тебе со всей ответственностью, что в твоем вчерашнем путешествии в Отдел тайн не было ни малейшей нужды. Если бы я был откровенен с тобой, Гарри - к сожалению, мне не хватило на это смелости, - ты уже давным-давно знал бы, что Волан-де-Морт может попытаться заманить тебя в Отдел тайн, и не попался бы вчера на его удочку. Тогда и Сириусу не пришлось бы отправляться туда за тобой. Вина за это лежит на мне, и только на мне.

Рука Гарри по-прежнему сжимала дверную ручку, но он уже позабыл об этом. Он не сводил глаз с Дамблдора и, затаив дыхание, вслушивался в его слова, с трудом понимая их.

- Сядь, пожалуйста, - сказал Дамблдор. Это был не приказ, а просьба.

Гарри помешкал, затем медленно пересек комнату, замусоренную серебряными зубчиками и обломками дерева, и сел у стола напротив Дамблдора.

- Следует ли понимать это так, - раздался слева от Гарри неторопливый голос Финеаса Найджелуса, - что моего праправнука, последнего из Блэков, больше нет в живых?

- Да, Финеас, - ответил Дамблдор.

- Я в это не верю, - резко заявил тот.

Повернув голову, Гарри успел увидеть, как Финеас покинул свой портрет, и сообразил, что он отправился на площадь Гриммо. Наверное, он будет переходить из картины в картину, ища Сириуса по всему дому…

- Я должен с тобой объясниться, Гарри, - сказал Дамблдор. - Мои ошибки - ошибки старого человека. Ибо теперь я вижу: все, что я сделал и чего не сделал по отношению к тебе, несет на себе явную печать недостатков, связанных с возрастом. Молодым не понять, как думают и чувствуют старики. Но старики виноваты, если они забывают, что значит быть молодым… а я в последнее время, похоже, стал это забывать…

Вставало солнце; его ослепительный оранжевый краешек уже появился над горами, и небо над ним было светлым и бесцветным. Солнечные лучи упали на Дамблдора - на его серебряные брови и бороду, на глубокие морщины, избороздившие его лицо.

- Пятнадцать лет назад, - промолвил Дамблдор, - впервые увидев шрам на твоем лбу, я догадался, что он может значить. Я увидел в этом шраме знак глубинной связи между тобой и Волан-де-Мортом.

- Вы уже говорили мне об этом, профессор, - прервал его Гарри. Он понимал, что ведет себя грубо, но ему было все равно. Теперь его вообще мало что волновало.

- Да, - виновато согласился Дамблдор. - Это, конечно, так, но, видишь ли… мне необходимо начать с твоего шрама. Ибо вскоре после того, как ты снова вернулся в волшебный мир, стало ясно, что я был прав и шрам предупреждает тебя о близости Волан-де-Морта или о том, что его обуревает какое-то сильное чувство.

- Знаю, - устало сказал Гарри.

- И эта твоя способность - ощущать присутствие Волан-де-Морта, даже если он скрывается под чужой личиной, и знать, что он чувствует в минуты сильнейших переживаний, - становилась все более и более явной по мере того, как Волан-де-Морт набирал силы, вернувшись в свое собственное тело.

Гарри даже не дал себе труда кивнуть - все это он знал и так.

- С течением времени, - продолжал Дамблдор, - я начал опасаться, что Волан-де-Морт узнает о существовании этой связи между вами. И действительно - настала минута, когда ты так глубоко проник в его сознание и мысли, что он почувствовал твое присутствие. Я имею в виду ту ночь, когда ты стал свидетелем нападения на мистера Уизли.

- Да, Снегг говорил мне, - пробормотал Гарри.

- Профессор Снегг, Гарри, - спокойно поправил его Дамблдор. - Но разве ты не задавался вопросом, почему это объяснил тебе не я? Почему не я взялся учить тебя окклюменции? Почему я много месяцев избегал твоего взгляда?

Гарри поднял глаза. Дамблдор смотрел на него печально и устало.

- Да, - тихо признался Гарри. - Да, меня это удивляло.

- Видишь ли… я боялся, что недалек тот час, когда Волан-де-Морт попытается силой проникнуть в твое сознание, чтобы управлять твоими мыслями, и мне не хотелось лишний раз подталкивать его к этому. Я был уверен: если он поймет, что нас связывает - или когда-либо связывало нечто большее, чем обычные отношения между учителем и учеником, он обязательно захочет использовать тебя, чтобы шпионить за мной. Я боялся, что он овладеет тобой, подчинит тебя себе. Думаю, я был прав, считая, что Волан-де-Морт попробует использовать тебя таким образом. В тех редких случаях, когда между нами возникал зрительный контакт, я замечал в глубине твоих глаз его призрачную тень…

Гарри вспомнил чувство, охватывавшее его в те мгновения, когда их взгляды встречались: словно дремлющая в нем змея поднимала голову, готовясь к броску.

- Как показала сегодняшняя ночь, Волан-де-Морт хотел овладеть тобой не ради того, чтобы погубить меня; он хотел погубить тебя. Он внедрился в твое сознание на короткое время, рассчитывая, что я пожертвую тобой в надежде убить его. Как видишь, сохраняя дистанцию между нами, я пытался защитить тебя, Гарри. Ошибка старого человека…

Он глубоко вздохнул. Его слова почти не задевали Гарри - месяц-другой назад он выслушал бы их с огромным интересом, но теперь все это не имело смысла по сравнению с зияющей пустотой, образовавшейся в его душе после утраты Сириуса, - все это уже ничего не значило…