- Ну что ж, садитесь, - сказала она, показывая на маленький столик, покрытый кружевной скатертью, у которого она заранее поставила стул с прямой спинкой. На столике, явно дожидаясь Гарри, лежал чистый пергамент.

- Э… - сказал Гарри, не двигаясь. - Профессор Амбридж, прежде чем мы начали, я… я хочу попросить вас об… одолжении.

Ее выпуклые глаза сузились.

- Я вас слушаю.

- Видите ли, я вхожу в команду Гриффиндора по квиддичу. В пятницу в пять часов я должен быть на испытаниях кандидатов во вратари, и я… я подумал, может быть, вы освободите меня на этот вечер от наказания, я тогда… я тогда отбуду его в другой день…

Задолго до того, как он кончил, ему было ясно, что ничего не выйдет.

- Ну, что вы, - сказала Амбридж, улыбаясь так широко, словно только что проглотила на редкость сочную муху. - Нет-нет, что вы, что вы. Мистер Поттер, вы наказаны за распространение скверных и вредных историй в целях саморекламы, и никто не будет ради вашего удобства ничего переносить. Нет, вы явитесь сюда в пять часов и завтра, и послезавтра, и в пятницу, все ваши наказания пройдут как намечено. Будет совсем неплохо, если вам придется пропустить то, от чего вы не хотели бы отказываться. Это сделает урок, который я намерена вам преподать, еще более поучительным.

Гарри почувствовал, как кровь приливает к голове, в ушах застучало молотом. Он в целях саморекламы рассказывает скверные и вредные истории?

Она смотрела на него, слегка склонив голову на сторону, и по-прежнему широко улыбалась, как будто в точности знала, о чем он думает, и хотела посмотреть, начнет он снова кричать или нет. Сделав колоссальное усилие, Гарри отвел от нее взгляд, уронил сумку на пол около стула с прямой спинкой и сел на него.

- Ну вот, - ласково сказала Амбридж, - мы уже лучше владеем собой, не правда ли? Теперь, мистер Поттер, вы напишете для меня некоторое количество строк. Нет, не вашим пером, - добавила она, когда Гарри потянулся к сумке. - Вы воспользуетесь моим пером, специальным. Вот, пожалуйста.

Она протянула ему черное перо, длинное и тонкое, с необычно острым кончиком.

- Я попросила бы вас написать: «Я не должен лгать», - мягко сказала она.

- Сколько раз? - спросил Гарри, довольно убедительно имитируя вежливость.

- Столько, сколько понадобится, чтобы смысл впечатался, - ласково ответила Амбридж. - Приступайте.

Она отошла к своему столу, села и склонилась над стопкой пергаментов, которые скорее всего были сданными на проверку письменными работами. Гарри приподнял острое черное перо, но понял, что кое-чего не хватает.

- Вы не дали мне чернил, - сказал он.

- О, чернила вам не понадобятся, - заверила его профессор Амбридж с крохотнейшей смешинкой в голосе.

Гарри поднес острие пера к бумаге и вывел: «Я не должен лгать».

Он испустил вздох боли. Слова, появившиеся на пергаменте, были написаны чем-то ярко-красным. Те же слова возникли и на тыльной стороне его правой руки, будто проведенные скальпелем; но не успел он отвести взгляда от свежих надрезов, как их затянуло гладкой кожей - осталась лишь небольшая краснота.

Гарри оглянулся на Амбридж. Она смотрела на него, растянув в улыбке большой жабий рот.

- Да-да?

- Нет, ничего, - тихо сказал Гарри.

Он снова посмотрел на пергамент, поднес к нему перо второй раз, написал: «Я не должен лгать» - и опять почувствовал жгучую боль в руке. Вновь слова были вырезаны на коже, и вновь надрезы затянулись секунды спустя.

И так пошло дальше. Раз за разом Гарри выводил на пергаменте эти слова, выводил, как ему стало понятно, не чернилами, а собственной кровью. Раз за разом невидимый скальпель вырезал эти слова на его коже, которая потом затягивалась, но только до того момента, как он опять касался пером пергамента.

За окном кабинета Амбридж стало темно. Гарри не спрашивал ее, когда это кончится. Он ни разу даже не поглядел на часы. Он знал, что она смотрит на него, дожидаясь признаков слабости, и не собирался их выказывать, пусть даже придется просидеть тут всю ночь, вспарывая этим пером собственную руку…

- Подойдите сюда, - сказала она наконец. По его ощущению, прошло несколько часов.

Он встал. Правую кисть сильно саднило. Опустив на нее взгляд, он увидел, что надрезы затянулись, но кожа всюду красная, воспаленная.

- Дайте руку, - промолвила профессор Амбридж.

Он протянул ей руку. Она взяла ее в свою. Когда она дотронулась до него толстыми пальцами-обрубками, на которые были надеты уродливые старомодные перстни, он с трудом подавил судорогу.

- Увы, увы, увы, результаты пока скромные, - сказала она, улыбаясь. - Что ж, продолжим завтра вечером, не так ли? Можете идти.

Гарри без единого слова вышел из кабинета. В школе было совершенно безлюдно; наверняка уже перевалило за полночь. Он медленно двинулся по коридору, но, повернув за угол и зная, что отсюда она уже не услышит шагов, бросился бежать.

У него не осталось сил ни на отработку Заклятия исчезновения, ни на дневник сновидений, ни на изображение лукотруса, ни на письменные работы. Утром он не пошел завтракать, чтобы накатать по-быстрому для прорицаний, которые шли первым уроком, пару фальшивых сновидений. Что странно, компанию ему составил взъерошенный Рон.

- Вечером-то что тебе помешало? - спросил Гарри друга, чей взор дико блуждал по стенам гостиной в поисках вдохновения. Рон, который крепко спал, когда Гарри вернулся вчера от Амбридж, пробормотал, что «делал другое», и, низко склонившись над пергаментом, нацарапал несколько слов.

- Ладно, сойдет, - сказал он, захлопывая дневник - Написал, что мне приснилось, будто я покупаю новые ботинки. Вряд ли она отсюда что-нибудь этакое сможет вывести, Вдвоем они быстро зашагали в Северную башню.

- А как у Амбридж? Что она заставила тебя делать? Поколебавшись долю секунды, Гарри ответил:

- Строчки писать.

- Значит, ничего такого страшного? - спросил Рон.

- Да, ничего, - сказал Гарри.

- Кстати… вспомнил сейчас… отпустит она тебя в пятницу?

- Нет, - сказал Гарри.

Рон издал сочувственный стон.

День для Гарри опять выдался скверный. Не отработав Заклятие исчезновения, он в результате оказался одним из худших на трансфигурации. Всю большую перемену ему пришлось потратить на дорисовку лукотруса, а между тем МакГонагалл, Граббли-Дерг и Синистра задали им новые домашние задания, выполнить которые вечером у него не было никаких шансов из-за наказания, наложенного Амбридж. В довершение всего Анджелина Джонсон за ужином снова его поймала и, узнав, что он все-таки не сможет в пятницу прийти на вратарские испытания, сказала, что разочарована его отношением к делу и что игрок, который хочет остаться в команде, должен ставить тренировки выше всего остального.

- Я наказан, ясно тебе или нет? - заорал Гарри ей в спину, когда она зашагала прочь. - Ты думаешь, торчать у этой старой жабы мне приятнее, чем играть в квиддич?

- По крайней мере это строчки, ничего больше, - попыталась утешить его Гермиона, когда он опять опустился на свое место за столом и поглядел на бифштекс и пирог с почками, которых ему уже не хотелось доедать. - Не такое уж страшное наказание.

Гарри открыл рот, потом закрыл его и кивнул. Он не вполне понимал, почему утаивает от Рона и Гермионы, что произошло в кабинете Амбридж. Знал только, что не хочет видеть ужас на лицах друзей, что от этого ему стало бы еще хуже, еще труднее. И вдобавок он смутно чувствовал, что это должно остаться между ним и Амбридж, что идет их личное состязание воль, и он намерен был лишить ее удовольствия узнать, что он жаловался.

- Сколько домашней работы - это просто немыслимо, - несчастным голосом сказал Рон.

- Не понимаю, почему ты вчера вечером ничего не сделал? - спросила его Гермиона. - Где ты был, кстати?

- Я был… ну… прогуляться ходил, - уклончиво ответил Рон.

У Гарри возникло отчетливое ощущение, что не ему одному есть что скрывать.