- Ну что ж, - произнес Слизнорт, не глядя на Тома, но поигрывая ленточкой, украшавшей крышку коробки с засахаренными ананасами, - разумеется, если я предоставлю вам сведения общего характера - просто ради истолкования этого термина, - вреда никому не будет. Словом «крестраж» обозначается материальный объект, в который человек прячет часть своей души.
- Но я не совсем понимаю, как это можно сделать, сэр, - сказал Реддл.
Своим голосом он управлял очень умело, но Гарри чувствовал, что Реддл волнуется.
- Ну, видите ли, вы раскалываете свою душу, - сказал Слизнорт, - и прячете часть ее в объект, находящийся вне вашего тела. После этого, если на тело кто-либо нападет или даже уничтожит его, вы все равно умереть не можете, поскольку часть вашей души остается привязанной к земле, неповрежденной. Правда, существовать в подобной форме…
Слизнорт поморщился, а Гарри внезапно вспомнил слова, услышанные им почти два года назад:
«Я был вырван из тела, я стал меньше, чем дух, чем самое захудалое привидение… но все-таки я был жив».
- Немногие согласились бы на это, Том, очень немногие. Смерть могла бы казаться куда более предпочтительной.
Владевшая Реддлом жажда узнать как можно больше была теперь видна невооруженным глазом; на лице его появилось выражение алчности, он уже не мог скрывать свое вожделение.
- Но как же раскалывается душа?
- Что ж, - ответил, поежившись, Слизнорт, - вы должны понимать, что душа мыслится как нечто неповрежденное, целостное. Расколоть ее - значит совершить противное природе насилие.
- Но как его совершить?
- Посредством злого деяния, высшего деяния зла. Убийства. Убийство разрывает душу. Волшебник, задумавший создать крестраж, использует это увечье к собственной выгоде: он заключает оторванную часть души…
- Заключает? Как?
- Для этого существует заклинание, только не спрашивайте меня о нем, я его не знаю! - ответил Слизнорт, встряхивая головой, точно старый слон, которого одолели москиты. - Разве я похож на человека, который опробовал его? На убийцу?
- Нет, сэр, разумеется, нет, - поспешно сказал Реддл. - Простите, я не хотел вас обидеть.
- Что вы, что вы, какие обиды, - хмуро откликнулся Слизнорт. - Интерес к подобным вещам естественен… Для волшебников определенного калибра эта сторона магии всегда была притягательной.
- Да, сэр, - сказал Реддл. - Я, правда, одного не понимаю… Мне просто любопытно, много ли проку от одного-единственного крестража? Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, разделить душу на несколько частей? Ну, например, разве семь - не самое могучее магическое число и разве семь…
- Клянусь бородой Мерлина, Том! - возопил Слизнорт. - Семь! Неужели мысль об убийстве даже одного человека и без того недостаточно дурна? Да и в любом случае… разделить душу надвое - уже плохо, но разорвать ее на семь кусков!..
Теперь Слизнорт выглядел совсем растревоженным, он смотрел на Реддла так, словно никогда прежде его не видел, и Гарри понимал - Слизнорт сожалеет о том, что вообще ввязался в этот разговор.
- Разумеется, - пробормотал он, - наша беседа всего лишь гипотетична, не правда ли? Чисто научное…
- Да, сэр, конечно, - поспешно ответил Реддл.
- И все-таки, Том, сохраните сказанное мной в тайне, - ну то есть тему нашего разговора. То, что мы поболтали немного о крестражах, вряд ли кому понравится. Понимаете, в Хогвартсе эта тема под запретом. Особенно лютует на сей счет Дамблдор.
- Никому ни единого слова, сэр, - пообещал Реддл и покинул кабинет профессора, однако Гарри удалось мельком увидеть его лицо, наполненное тем же безумным счастьем, какое отразилось на нем, когда Реддл впервые узнал, что он волшебник, счастьем, которое не оттеняло красоту его черт, но почему-то делало их менее человечными.
- Благодарю тебя, Гарри, - негромко сказал Дамблдор. - Нам пора…
Когда Гарри опустился на пол его кабинета, Дамблдор уже сидел за столом. Гарри тоже сел, ожидая слов Дамблдора.
- Я уже очень давно питал надежду заполучить это свидетельство, - начал Дамблдор. - Оно подтверждает мою теорию, говорит о том, что я прав, и о том, какой длинный путь нам еще предстоит пройти.
Гарри вдруг обнаружил, что портреты прежних директоров и директрис школы, висящие по стенам кабинета, не спят и внимательно слушают их разговор. А дородный и красноносый волшебник даже приставил к уху слуховую трубку.
- Я уверен, Гарри, - продолжал Дамблдор, - ты понимаешь значение того, что мы с тобой услышали. Уже в твоем возрасте, плюс-минус несколько месяцев, Том Реддл изо всех сил искал дорогу к бессмертию.
- Так вы думаете, что это ему удалось, сэр? - спросил Гарри. - Что он создал крестраж? Что потому и не погиб, когда напал на меня? Потому, что у него где-то надежно спрятан крестраж, кусочек его души?
- Кусочек, и может быть, не один, - ответил Дамблдор. - Ты же слышал Волан-де-Морта: его особенно интересовало мнение Горация о том, что происходит с волшебником, который создает больше одного крестража, с волшебником, которому так хочется избежать смерти, что он готов убивать множество раз, рвать и рвать свою душу, лишь бы сохранить ее во многих спрятанных по отдельности крестражах. Этих сведений он ни из каких книг почерпнуть не смог бы. Насколько мне известно - насколько, я в этом уверен, известно и Волан-де-Морту - ни один волшебник ни разу еще не разрывал свою душу более чем на два куска.
Дамблдор немного помолчал, собираясь с мыслями, затем сказал:
- Четыре года назад я получил верное, как мне представлялось, доказательство того, что Волан-де-Морт свою душу расколол.
- Где же? - спросил Гарри. - Как?
- Меня снабдил им ты, Гарри, - ответил Дамблдор. - Я говорю о дневнике Реддла, дававшем наставления о том, как открыть Тайную комнату.
- Не понимаю, сэр, - сказал Гарри.
- Видишь ли, хоть я и не присутствовал при возникновении Реддла из дневника, то, что ты описал мне, было явлением, наблюдать которое мне никогда еще не приходилось. Простое воспоминание начинает думать и действовать самостоятельно? Воспоминание высасывает жизнь из девочки, в руки которой оно попало? Нет, в той книжице обитало нечто куда более зловещее - часть души, я почти сразу уверовал в это. Дневник и был крестражем. Но отсюда следовало больше вопросов, чем ответов. И сильнее всего меня заинтриговало и встревожило то, что дневник был в такой же мере оружием, в какой и средством защиты.
- Я все равно не понимаю, - сказал Гарри.
- Он исполнял то, что крестражу и положено исполнять. Спрятанная в нем часть души сохранялась в безопасности и, несомненно, играла некую роль, уберегая ее обладателя от смерти. Но нельзя было сомневаться и в другом - Реддл действительно желал, чтобы его дневник прочитали и часть его души вселилась в другого человека и овладела им. Это позволило бы снова выпустить на свободу чудище Слизерина.
- Он просто не хотел, чтобы его труды пропали даром, - сказал Гарри. - Хотел внушить всем, что он - наследник Слизерина, а по-другому он этого в то время доказать не мог.
- Совершенно справедливо, - кивнул Дамблдор. - Но неужели ты не понимаешь, Гарри, - если он хотел, чтобы дневник попал к будущему воспитаннику Хогвартса или вселился в этого воспитанника, значит, Волан-де-Морт был до странного равнодушен к участи драгоценного осколка своей души, скрытого в этом дневнике. Как объяснил профессор Слизнорт, весь смысл крестража в том, чтобы прятать и сохранять часть человеческого «я», а вовсе не в том, чтобы бросать ее кому-то под ноги, рискуя тем, что ее уничтожат. А так оно и случилось: тот фрагмент души погиб, ты сам позаботился об этом.
Беспечность, с которой Волан-де-Морт относился к своему крестражу, представлялась мне крайне зловещей. Она наводила на мысль, что он должен был или намеревался изготовить гораздо больше крестражей, чтобы утрата первого из них не стала пагубной. Верить в это мне не хотелось, но других осмысленных объяснений я не видел.